Хвак - О`Санчес

– А ты сам говорил, что тургуны умные! Видишь, попался на вранье, Джога!

– Повелитель, ты знаешь, как высоко я ценю твои… нехитрые шутки… я всецело преклоняюсь пред ними, но… Для ящера – тургун умен, а рядом с молочными зверями, даже в сравнении с горулем… с горулей… как это правильно сказать… мы каким сейчас говором предпочитаем изъясняться – западным…

– Все, цыц!

Прежде всего, взору Хвака открылась обширная задница ящера, там и сям обсаженная свалявшимися грязно-розовыми перьями. Толстенный хвост, похожий на веретено, воткнутое в задницу, то задирался вверх, то опять шлепал по земле, выбивая из нее клубы вонючей пыли. Огромные задние лапы были широко расставлены – это чтобы тургуну удобнее было наклоняться и совать свою отвратительную пасть в отверстие пещеры… Хвак от великого любопытства и в пещеру издалека заглянул, даже пробормотал заклинание, – спасибо Джоге за него! – позволяющее разгонять темноту и видеть сквозь пыль… В пещере той рослый мужик стоит, кого-то собой заслоняет… И тот мужик булыжником в тургунью пасть запустил, а тургун зарычал, морду из пещеры выдернул, булыжником отплюнулся – здоровенный булыжник, весь в кровавой пене – и опять морду в пещеру сует, а мужик опять чем-то колотит…

– Повелитель… А, повелитель… Ну зачем тебе это надобно? Пойдем дальше, опять ведь к ужину опоздаем! В том смысле, что трактиров поблизости нет, а жарить нам пока еще нечего! Опять придется ключевую воду – тьфу! – сухим калачом закусывать!

– Нет! Вон они как, бедные… Она плачет!.. Жалко же их!..

– Кто плачет, троллиха? Ей уже недолго осталось рыдать… Поблизости отсюда есть солнечная горка, повелитель, на горке той греется не менее полусотни жирнющих ящерок, повелитель…

– И-и-и-эх! – Хвак сорвал секиру с пояса и с разбегу хватил ею по правой задней лапе! Может быть, прав был Джога, что тургун им попался молодой, не матерый, однако и у этого одна только задняя лапа была ростом с Хвака! Секира вонзилась в ящерную плоть и тургун закричал во всю мощь своей безразмерной глотки. Будь он сам поменьше, а голос его потоньше, можно было бы назвать этот оглушительный крик пронзительным верещанием, исполненным гнева и боли… Тургун опять выдернул голову из пещеры, стремительно развернулся – и тут его шатнуло в сторону! Если все соразмерять человеческими величинами, то секира Хвака, конечно же, была велика и увесиста, однако, для тургуна она бы ощущалась не более, чем мелкой досадной занозой, вошедшей в огромное тело едва ли на глубину бородавчатой шкуры… Если бы это была обычная секира! Демону Джоге сей удар виделся иначе, нежели бы простому смертному наблюдателю: всесокрушающее лезвие секиры Варамана, за счет незримой ауры, выплеснувшейся наружу, словно бы разрасталось при ударе вглубь и в стороны, нанося увечья, никак не сравнимые с обычными! А для Хвака сила удара просто разнилась по отдаче в руку: сильно тряхнуло – одно, если едва заметно – другое. Ну и, вдобавок, собственный гнев и ярость ему подсказывали – кого и как бить… Постепенно они приноровились друг к другу – секира и человек – и отлично ладили.

Тургун пошатнулся, однако устоял. Зубастая морда его несколько мгновений недоуменно смотрела на потоки крови из почти наполовину перерубленной ноги, затем распахнулась и устремилась вниз, на Хвака. Человек успел отпрыгнуть – земля тоже дрогнула от этого прыжка, но так… скромненько, еле слышно, совсем не так, как под тургуном… И клуб пыли от прыжка взметнулся относительно небольшой… Вот если бы Хвак весил раз этак… в дюжину-другую-третью побольше… Секира свистнула еще дважды – и Хваку пришлось улепетывать от водопада крови, хлынувшего из разрубленной шеи… Не успел.

– Ой-ёй-ёй! Джога, прямо в сапоги налилось! И за шиворот: рубашку всю изгваздал! Вот же дурак этот твой тургун! Чего бы ему в другую сторону не упасть?

– В сапоги, повелитель? Ты понюхай на всякий случай, быть может это вовсе не кровь, и покойный тургун тут ни при чем?

– Да кровь это! Погоди… что значит…

– Заклинание, повелитель! – заторопился с отвлекающими советами Джога, сообразив, что Хвак сейчас шутить не настроен, – скорее твори заклинание, пока кровь свежая, не то замаешься рубашку и портянки от дряни отколдовывать. Кровушка у больших ящеров едучая!

– И то верно. Уже чешется!

Хвак запыхтел, примериваясь проговорить заклинание так, чтобы его хватило и на рубашку, и на портки, и на сапоги с портянками…

– Вот – почему оно такое нудное и длинное, Джога? Неужто покороче нельзя придумать?

– Люди несовершенны, повелитель, черпать ману без заклинаний, непосредственно из природы – увы – неспособны…

– Зато мы в ваш мир не стремимся – все вы к нам норовите…

– Твоя правда, повелитель. Тут к тебе с камнем подкрадываются. Между прочим, ящерицы ночи ждать не будут, надрывайся потом, выковыривай каждую из под земли… Посмотрел тургуна? Посмотрел. Давай, приканчивай оставшихся – и нам пора!

– Угу, посмотрел, да я кроме хвоста и задницы, считай, что ничего и не… Ах ты!.. – Хвак вовремя отпрянул от камня, просвистевшего мимо уха. Неблагодарный тролль, едва оправившийся от предсмертного ужаса, попытался захватить своего спасителя врасплох: сначала запустил в него булыжником, а промахнувшись – бросился врукопашную. Был этот тролль-оборотень ростом с Хвака, коренастый, широченный – кабы ему убрать со всего тела красноватую шерсть, да руки вырастить подлиннее, да пузо потолще, да пасть пошире раскроить – вылитый был бы цуцырь! Хвак секиру доставать поленился, но в рыло ударил от души: человек от эдакого удара пал бы замертво с переломанной шеей, а то и вовсе без головы, но тролль-оборотень только кувыркнулся в полете и тяжело шмякнулся прямо в лужу из тургуньей крови.

– Ну вот! Смотри, Джога, снова все брызги в меня! Опять теперь колдовать!

– Это он нарочно, повелитель, плюхнулся в самую грязь, из вредности, чтобы тургуньими сгустками тебя непочтительно заляпать! Добей его, но сначала эту, с пузом, прирежь, пока не убежала. Все-таки, тролли на редкость малосъедобные создания, хоть откуда выкусывай! Так что, просто убей и пойдем.

Но троллиха и не пыталась никуда убежать, она взвыла почти человеческим басом и на четвереньках, в два прыжка, подскочила к поверженному троллю, приподняла его косматую башку, чтобы тот не захлебнулся в тургуньей крови, поволокла вон из лужи. Вытаскивая, она повернулась боком и Хвак понял, что троллиха беременна, едва ли не на сносях.

– А нечего было нападать! Я вам чего-нибудь сделал? Я наоборот помог! А он – вон он – булыгами кидаться! Да не бойся, убивать не стану. Целехонек твой… этот… мужик.

И действительно – оборотень сдавленно зарычал, очухиваясь, маленькие красные глазки его вновь обрели способность видеть окружающее. Мысли медленно ворочались в гудящей от боли башке, но… Он видит и дышит, голова его – в нежных объятиях Мыги, во рту что-то шевелится – ага, это ее заботливые пальчики обломки клыков из десен выковыривают, тургун мертв, человек в сторонке ухмыляется, убивать не спешит… Чудо.